В частном собрании за рубежом были обнаружены разрозненные листы из альбома, принадлежавшего неизвестному лицу. Дорогое тиснение бумаги указывало на то, что его владельцем был весьма состоятельный человек. Все сюжеты были разными и по содержанию, и по технике исполнения. На одном из листов акварелью изображена балерина на сцене Императорского театра, на другом помещена карикатура карандашом на видных деятелей культуры. Еще один лист изображал пейзаж с парусником и стоящие в картушах по бокам фигуры офицеров. На последнем листе тушью и пером нарисована сидящая под деревьями девушка. Все листы одного размера: 28х32 см. Лишь первый лист оказался подписан и датирован. В центре по нижнему краю карандашом шли буквы и цифры: «1834.Гайв:». Подлинность этой подписи сомнений не вызывала, именно так, «Гайвазовский», художник подписывал свои первые работы. Однако сюжет и манера исполнения, казалось, не находят аналогий в творчестве Айвазовского. Предпринятые изыскания показали, что это не так.
В отделе рисунка ГРМ хранятся ранние работы знаменитого мариниста, несомненно, близкие тем, что были обнаружены в частном собрании. Два рисунка карандашом (инв .№ Р-5, Р-6) предположительно навеяны посещением спектакля «Фенелла». «Фенелла или немая из Портичи» – опера французского композитора Даниэля Франсуа Эспри Обера (1782-1881), написанная в 1828 году и рассказывающая о восстании неаполитанских рыбаков против испанского владычества. Она обошла весь музыкальный мир, как новый, оригинальный образец большой оперы и принесла славу своему создателю. Вероятно, Айвазовский видел эту постановку.
В 1834 году семнадцатилетний живописец уже год как живет в столице и учится в Академии художеств. Он жадно впитывает все новости культуры, посещает театры. Трудно сказать, иллюстрации к какому спектаклю является интересующий нас лист из неизвестного альбома, возможно, это впечатление от тетралогии «Леста. Днепровская русалка» – оперы волшебного сказочного содержания, необыкновенно популярной в России в то время (переработка К.Кавосом и С.Давыдовым зингшпиля австрийского композитора Фердинанда Кауэра), впервые поставленной на петербургской сцене еще в 1803 году и не сходившей с репертуара вплоть до середины 1830-х годов. Стилистически акварель встает в один ряд с рисунками из ГРМ. Кстати, они также имеют подпись «Гайвазовскій», и на одном стоит дата «1835 г.». Поза героини, трактовка отдельных деталей: рисунок лиц, нога с характерной постановкой на носок, почти как на пуантах, свисающие ветви деревьев, а также изображение тени, отбрасываемой фигурами, манера штриховки, сложная извилисто-крученая, петлеобразная линия карандаша «по земле» – очень похожи во всех этих листах.
Не менее интересен другой лист из альбома, представляющий собой выполненный карандашом набросок или дружеский шарж на известных деятелей художественной культуры того времени. В одном из персонажей без труда узнается Карл Брюллов, чье полотно «Последний день Помпеи» прибыло в Петербург в 1834 году. Сам маэстро приезжает из Италии в 1835 году сначала в Москву, где происходит личное знакомство художника с А.С.Пушкиным, а затем в Петербург, где он становится профессором Академии художеств и И.К.Айвазовский имеет возможность пользоваться его советами.
В центре композиции, вероятно, изображен популярный в то время драматург и беллетрист Н.В.Кукольник, известный своим высоким ростом, друживший с К.П.Брюлловым (именно в 1834 году пользовалась успехом драматическая постановка по пьесе Кукольника «Рука Всевышнего отечество спасла…»), а слева, в мундирном фраке камер-юнкера – А.С.Пушкин. У его ног лежит лира, у ног Брюллова – палитра. Фигуры помещены на возвышении, а внизу шумит толпа. Похоже, что это шутливое изображение Олимпа с избранными «небожителями». Птицы, парящие над толпой, колышущейся, подобно волнам, рождают еще один образ – житейского моря, заимствованный из духовной литературы и часто используемый в журналистике того времени: «Богат ты сегодня, пируешь роскошно, но волю Господню узнать невозможно: легко может статься, сроднившись с сумою, пойдешь ты скитаться с горючей слезою – так в море житейском волна за волною сменяются резко под нашей ладьею. Наш компас над нами, впери в него очи, и с бурей, с волнами борись хоть средь ночи. Пловцы направляют корабль по звездам, а ты чаще мысль устремляй к небесам».
Несмотря на разницу в технике исполнения и сюжете можно обнаружить, что некоторые приемы: изображение толпы, петлеобразные карандашные линии на земле сделаны одной рукой. Свидетельством того, что Айвазовский пробовал себя в это время и в портретном жанре может служить рисунок из фондов ГРМ, изображающий брата Карла Павловича, Ивана Брюллова, скончавшегося в 1834 году. На листе имеется надпись: «Покойный Иван Брюллов сделал на память Гайвазовский в Успенском» (Р-2027).
Успенское – это было имение в Старой Ладоге, принадлежавшее Алексею Романовичу Томилову (1779-1848), – крупному помещику, артиллерийскому офицеру, художнику-любителю, меценату, покровителю искусств, знатоку русской истории. Усадьба стала одним из крупных культурных центров северо-запада России и в среде художников получила название – «томиловская Мекка». А.Р.Томилов серьезно интересовался живописью, музыкой, литературой, собирал живописные и графические работы русских и европейских мастеров, на что расходовал большую часть доходов от имения. У А.Р.Томилова была богатейшая коллекция офортов Рембрандта, живописные и графические произведения А.Орловского, О.Кипренского и других художников.
С Айвазовским Томилов познакомился в конце зимы – начале весны 1833-34 годов. Знакомство переросло в многолетнюю дружбу. Спустя почти десять лет в 1842 году, в одном из писем, адресованных Томилову, художник писал: «Я помню, в первое время еще в Петербурге, какое родное участие принимали Вы во мне, тогда, когда я ничего не значил, это-то меня и трогает». Лето 1834 года Айвазовский проводит у Томилова в имении Успенское. В Русском музее хранится большое собрание графических произведений Айвазовского, некогда принадлежавших А.Р.Томилову. Можно предположить, что и альбом, о котором идет в докладе, принадлежал Томилову или членам его семьи. В январе 1835 года в одной из записок Томилову Айвазовский просит прислать ему «…натурные мои рисунки с папкой, и даже, если можно, рисунки, которые в Вашем альбоме (…), чем Вы меня весьма обрадуете… А их доставлю Вам обратно на этой неделе». У Томилова было два сына: Роман (1812-1864) и Николай (1814-1858) и две дочери: Екатерина (р.1807-1835) и Александра (1817-?). Роман Алексеевич «в службу вступил лейб-гвардии в Московский полк унтер-офицером» в 1829 году и дослужился до штабс-капитана, участвовал в сражениях против польских мятежников в 1831 году. Николай Алексеевич в 1832 году был определен в Сумской гусарский полк. Он дослужился до чина гвардии-полковника, что по армейским рангам соответствовало генерал-майору.
Еще один лист посвящен классической для Айвазовского тематике, где пейзаж с парусником и фигуры офицеров, выполненные сепией, органично вписаны в рамки тиснения. Этот лист, безусловно, самый высокий по качеству. Интересно, что изображено, скорее, не море, а река, и это может служить еще одним доказательством в пользу того, что этот вид связан с впечатлением от пребывания летом 1834 года у Томилова в имении Успенское в Старой Ладоге на реке Волхов. Особенности композиции этой миниатюры, где пространство слева ограничено высоким склоном берега и растущим на нем деревом, принципиально отличается от изображения Айвазовским морского побережья, с обычно открытым левым флангом и, свободной от какой-либо кулисности, линией берега. Зато именно подобным образом строится композиция в листе из ГРМ, изображающим вид Волхова и крепости в Старой Ладоге.
Последний рисунок тушью, с изображением сидящей под деревом девушки, кажется особенно странным для мариниста. Однако трактовка узорчато вырезанных листьев и травы находят несомненные аналоги в ранних графических произведениях Айвазовского.
Одежда девушки со шнурованным корсажем, пышными рукавами рубашки несколько напоминает костюм героини из театральной постановки Феннела, изображенной Айвазовским (ГРМ). Не был ли этот контурный рисунок исполнен в качестве основы для вышивания?
Таким образом, все четыре листа из альбома, такие разные по своей тематике и способу изображения, на наш взгляд, принадлежат одному автору и представляют своеобразные грани творчества юного И.К.Айвазовского.
Е.В.Нестерова
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург