Головна » Статьи » Сторінка 4

ArtLab

Распознавание исторической и фальсифицирующей реставрации

«Искусство подделывания художественных произведений расцвело сейчас особенно пышно, стремительно догоняя, а временами и перегоняя, науку распознавания их. Создается нечто, напоминающее в военном деле соревнование в изобретении средств разрушения и в придумывании средств защиты от последних»[1]. 

Эти слова принадлежат И.Э.Грабарю, и были написаны им в конце 20-х годов ХХ века, но не потеряли своей актуальности и в наши дни. На рубеже ХIX-XX веков ведущая роль в определении подлинности или авторства произведений искусства принадлежала искусствоведам и знатокам, связанным с музейным делом или антикварным рынком, что породило специфический термин «знаточество».

С конца 30-х годов прошлого века к ним присоединились исследователи техники и технологии живописи, привнеся физические методы исследования в сферу изобразительного искусства.

Реставраторы, имевшие непосредственное отношение к работе с оригинальным памятником, рассматривались только как профессионалы-ремесленники, хорошо знающие свое дело, но не более. Их наблюдения, сделанные в процессе работы, представляли нередко большую ценность и активно использовались в исследованиях без ссылки на источник информации. Это нередко являлось причиной разногласий между практиками и теоретиками, приводившей к серьезным конфликтам, подобно тому, что возник в свое время между Анисимовым и Грабарем. В письме, адресованном Н.П.Кондакову, Анисимов писал: «В научной работе неприятно и неприемлемо для меня только одно – плагиат в прямой или косвенной форме,… в прямой, когда беззастенчиво пускают в оборот твои печатные и устные мнения, не называя источника, в косвенной, когда их применяют с притушевкой, делая вид, что не только не знают автора, но более того, не считают его мнения заслуживающими внимания серьезных ученых»[2].

Научная экспертиза без привлечения истории реставрации памятника неполна и недостоверна. В настоящее время история реставрации памятников изобразительного искусства наряду с искусствоведческим анализом и технологическими исследованиями является неотъемлемой частью экспертизы и атрибуции.

«Хорошо известно, что первое прикосновение реставратора к нетронутому памятнику есть наиболее точный метод экспертизы достоверности. Все фальшивщики всех стран играли на «следах реставрации» для обмана покупателя» [3], – с этими словами известного зарубежного эксперта нельзя не согласиться за одним исключением: нетронутых памятников, проживших более ста лет, практически не бывает. Та или иная степень вмешательства в зависимости от возраста картины присутствует непременно. Приемы исторической или «домузейной» реставрации живописи малоизвестны, информация о них крайне скудна. Распространенные в определенные исторические периоды и впоследствии вытесненные более современными, они возвращаются в фальсифицирующую реставрацию.

В чем же отличие реставрации фальсифицирующей от исторической?

Фальсификация предполагает подделку произведений искусства с целью извлечения коммерческой выгоды. Распространяя данное положение на реставрацию, можно утверждать, что фальсифицирующая реставрация также связана со стремлением повысить рыночную стоимость памятника. Она стремится ввести в заблуждение будущего собственника, убеждая его в том, что картина не реставрировалась и имеет вид естественно состарившегося памятника, либо в том, что реставрация не менее старая, чем сама картина. Для этого используются старые подрамники, остатки старых холстов со следами авторского грунта (в этом случае лабораторный анализ подтвердит аутентичность материалов, их принадлежность XVIIXVIII веку), старение живописи с помощью тонированных лаков, а также другие приемы, в том числе и имитация реставрационных вмешательств.

Если же коммерческий мотив отсутствует, то мы имеем дело с исторической или «домузейной» реставрацией, непрофессиональной чинкой или вмешательством владельца.

Рассмотрим основные приемы как исторической, так и фальсифицирующей реставрации в соответствии со структурой картины.

Наиболее часто при фальсификации встречается использование старых подрамников. Обычно сомнения в подлинности вызывают изменения размеров и формата картины: увеличение, уменьшение, надставки. В таких случаях необходимо определить, чем вызваны эти изменения и насколько они оправданы, являются они результатом авторского замысла или реставрационным приемом. Несоответствие конструкции подрамника времени создания памятника свидетельствует о перетяжке холста: не может быть подрамника с клинками привычной нам конструкции на памятнике XVIII века, если он не подвергался реставрации. Также экспертов должно насторожить отсутствие добротного подрамника на нереставрированных картинах художников академической выучки, таких, как модные сейчас Ю.Клевер или И.Айвазовский. Реставратор С.Чураков отмечал высокое качество подрамников И.Остроухова, К.Коровина, И.Репина, В.Серова, В.Поленова: «подрамники сами являются произведениями искусства, их приятно взять в руки, на них любуешься, на таких подрамниках и картины живут дольше»[4].

Необходимо обращать внимание на соответствие гвоздевых проколов на холсте и подрамнике, на их форму и размер, а также на тип гвоздей, использованных при натяжке. По типу гвоздей можно определить не только примерное время создания картины, но и уточнить, где она была выполнена, в Петербурге или Москве, если речь идет о русской школе. Например, в России в XVIII веке для крепления холста употреблялись деревянные конусообразные гвозди, слегка выступавшие над поверхностью холста. В провинции и в монастырских мастерских такой тип крепления сохранялся до середины XIX века. На рубеже XVIIIXIX веков появляются металлические кованые гвозди конусообразной формы, граненые, с широкими шляпками (напоминающие современный «тэкс»). Ими пользовались преимущественно московские художники[5]. В 1840-е годы в Петербурге входят в употребление готовые, загрунтованные и натянутые на подрамники холсты. Крепились они гвоздями без шляпок, загнутыми на торец подрамника. Мы можем наблюдать такой тип крепления на мужском портрете работы А.Васильева 1847 года (историко-архитектурный и художественный музей «Новый Иерусалим», инв. № Ж-127) [6], портрете неизвестного работы Ф.Стахиева 1859 года (ГИМ, инв. №54687/338), автопортрете Д.Болотова 1866 года (ГРМ, инв. №Ж-6876) и др. Многие художника и в ХХ веке применяли такой метод крепления.

Подобное крепление имел женский портрет (КП ГМП 20417, х., м., 71х53,4), предположительно работы Н.Д.Мыльникова (1797-1842), недавно приобретенный Государственным музеем А.С.Пушкина. Теоретически, художник мог крепить холст таким образом. Но Мыльников не был столичным художником, и другие известные его работы имели крепление коваными гвоздями. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что поступивший в музей портрет не имел кромок, а был закреплен на подрамнике XIX века с грунтованными кромками от другой картины. В данном случае мы имеем пример реставрационной фальсификации, целью которой было произвести впечатление картины, сохранившей авторскую натяжку.

Также очень важно отмечать в реставрационной документации, перетягивалась картина или сохранила первоначальное крепление. В старых описаниях сохранности данный пункт отсутствовал, а при работе с архивными паспортами не всегда можно представить исходное состояние памятника.

Распознавание старого холста с остатками грунта и красочного слоя для профессионального реставратора не представляет труда. Очень редко фальсификатор обладает нужными знаниями, чтобы подделка соответствовала структуре и возрасту подлинного памятника, а также школе, которую она имитирует.

В определенное время для имитации старой реставрации использовался старый дублировочный холст. В практике многих реставраторов встречались картины, дублированные на такой ветхий и тонкий холст, что при раздублировании его не удавалось сохранить целиком: он рвался и расползался под руками. Вызывало недоумение явное несоответствие между свежими, не ранее конца 40-х – середины 50-х годов, тонировками и такой старой технической реставрацией, при которой авторский холст был гораздо прочнее дублетного. Кроме того, старая, дореволюционная технология дублирования предполагала наличие дублировочной массы с наполнителем, а не тонкого клеевого слоя. По всем признакам, реставрация проводилась не более полувека назад, и холст не должен был так состариться. Объяснение этому мы находим в любопытной и редкой по своей откровенности и некоторому цинизму книге коллекционера Бориса Грибанова. Но прежде, чем цитировать его «Записки коллекционера», хотелось бы заметить, что цель дублирования – сохранить и усилить изветшавшую авторскую основу путем подклейки ее новым, более прочным холстом. Грибанов же предлагал реставраторам использовать для дублирования старые холсты, подводя «научную базу» под свое требование. Он считал, что прежде использованные для дублирования стираные и глаженые холсты «более эластичны и, видимо, коэффициенты расширения таких холстов при изменении влажности и температуры лучше совпадают с коэффициентами расширения старого холста картины, которую они несут. я часто просил реставраторов дублировать картины старых мастеров на старые холсты, реставраторы знали мою прихоть и хранили для моих картин старые холсты, оставшиеся у них после раздублировок»[7].

Надо отметить, что старая отечественная реставрация отличается особой добротностью, прочностью и порой виртуозной тщательностью выполнения некоторых процессов. Это качество она сохраняет до середины ХХ века. Например, для надставок использовался холст с грунтом и красочным слоем со старых картин. Он подгонялся к авторскому холсту так плотно, что на глаз бывает трудно определить границу стыка. Ко второй половине XIX века относится второй тип надставок – зубчатые, очень аккуратно выполненные и состыкованные с авторским холстом.

Более ранним приемом исправления поврежденной основы являлась ликвидация вмятин путем надрезки холста. Обычно это касается картин большого размера. Когда не удавалось избавиться от деформации «впадин и выпуклостей, обнаруживающихся иногда на картине, долго находившейся в прикосновении с каким-нибудь твердым телом», поступали следующим образом: старались «сплющить и выровнять изнанку поврежденных мест, и если холст не был прорезан причиненным ему нажимом, то необходимо сделать надрезку и затем на изнанку ея наклеить немного корпии, прикрепленной к куску старого холста; сверху же заделать картину тоном, сверху существовавшим на больном месте»[8]. Авторский холст прорезали и соединяли внахлест, с оборота ставили заплату, место соединения прописывали. По характеру заплаты и связующему также можно примерно определить время проведенной реставрации. Еще один исторический прием заделки прорывов – стягивание краев холста нитями с последующей двусторонней шпаклевкой. Он описан в специальной литературе [9], но на практике встречается не слишком часто. Вероятно, в России он не получил распространения из-за грубости исполнения, хотя и гарантировал прочность.

Все перечисленные выше приемы относятся к технической реставрации. Мы не касаемся здесь многочисленных и широко распространенных способов старения лаков. Это важная и интересная тема в настоящее время абсолютно неактуальна, так как утвердившаяся практика тотальной расчистки связана только со сменой покрытия.

Недоумение реставраторов вызывали сплошные записи, под которыми обнаруживалась относительно неплохая сохранность авторского красочного слоя: небольшие утраты, незначительные потертости, пятна, некоторые изменения красочного слоя. Иногда между авторским красочным слоем и записью находился тонкий слой шпаклевки. Здесь мы вновь вынуждены обратиться к истории реставрации. Как известно, реставрация разделялась на механическую (сейчас ее называют технической) и художественную и выполнялась разными лицами. Художественная реставрация предполагала не только владение искусством живописи, но и теоретическими познаниями в области художественного творчества, так же, как и представлениями о технике живописи и творческой манере того или иного мастера. Считалось, что лишь «хороший колорист может возвратить картине ее первоначальную гармонию» и только «опытный колорист может с уверенностью в успехе заняться делом реставрирования»[10]. Для реставратора «верное чувство изящного и вкус колориста» так же важны, как чувство гармонии в музыке[11]. Заметим, что в современной живописи понятие «колорит» вытеснено понятием цвета и для многих реставраторов и художников нет принципиальной разницы между этими двумя категориями.

В течение нескольких столетий, сопровождавших реставрацию, был накоплен определенный экспериментальный опыт, который свидетельствовал о цветовых, тональных и колористических изменениях поправок и поновлений. Впоследствии, уже в XIX веке, когда практическая реставрация стала включаться как один из разделов в популярные книги для художников, этот опит был зафиксирован письменно. Было замечено, что сильнее всего изменяются светлые участки, написанные с применением белил, например, небо или тело. «Если удастся согласить поправку со старою живописью, то от времени она непременно почернеет и впоследствии образует пятно»[12]. Только на темных частях картины, как то драпировка или фон, можно допустить поправки без опасения. Но все же «никогда нельзя с точностью предвидеть все перемены в тонах, которые произведет время». Во избежание этих будущих изменений «основным правилом реставратора должно быть: не переписывать отдельных частей картины, но всю ее сделать как бы вновь написанною»[13].  Из данного текста, общедоступного в середине пришлого века, совершенно очевидно, что прописки были сознательным методом, позволяющим сохранить единство образа и не допустить пестроты и впечатления чужеродности, неизбежно вносимого изменившимися в цвете тонировками.

Данный тезис повторяется и в начале ХХ века: «Части, вновь написанные, должны изменяться в данное время, тогда как старые за то же время останутся неизменными. Отсюда может произойти общий разлад, во избежание котрого опытный реставратор не ограничивается прописыванием только поврежденных частей, но слегка проходит и всю картину так, чтобы она казалась как бы вновь написанной»[14].

Для малоопытных художников совет был иным: после тщательного изучения «попорченных контуров и облупившейся краски сравнить их с частями хорошо сохранившимися, а затем терпеливо заделывать». Не прописывать попорченных мест, а воспользоваться методом ретуши, ставя на местах утрат «одну подле другой маленькие точки»[15]. Эти рекомендации являются компиляцией и переработкой более ранних руководств по живописи, переведенных с немецкого и французского языков. Они свидетельствуют о широко распространенной мировой практике живописного восстановления памятников, воспринятой в России и сохранившейся до 50-х годов ХХ века.

Данные замечания особенно важны для понимания состояния сохранности русского усадебного портрета, проходившего реставрацию в связи с выставками 50-х годов. Многие произведения реставрировались в соответствии с требованиями художественной реставрации своего времени, иные, кроме того, несут печать еще более ранних реставраций, относящихся к XIX веку. Старые тонировки уже устоялись, приобрели собственную плотность и кракелюр. В свое время еще А.П.Ковалев, реставратор ГТГ, обдумывал возможность раскрытия некоторых памятников, но понимая всю меру ответственности, не спешил осуществить это намерение. Реставрация ряда памятников русской живописи конца XVIII – первой четверти XIX века из музеев России и частных собраний подтверждает существование определенной реставрационной традиции, при которой уровень прописки был столь высок, что фотофиксация не отражает чисто визуальной разницы в иконографии. Различие касается только фактуры, наличия кракелюра авторского красочного слоя, свечения грунта, качества цвета.

Но существует и весьма распространенный вид фальсификации, при котором берется подлинный портрет неизвестного лица и путем иногда весьма искусных доделок превращается в портрет известного поэта или знаменитой актрисы. Распознавание таких памятников не составляет большого труда, гораздо труднее убедить музей, что подобным фальшивкам не место в собрании, что они ничего не добавляют ни к иконографии, ни к истории известных деятелей культуры и искусства. Обычно в качестве аргумента приводится следующий посыл: музею не нужен подлинный портрет неизвестного лица работы неизвестного мастера, а в интересах экспозиционной работы необходим именно такой, пусть и не подлинный портрет.

В то же время хотелось бы предостеречь от поспешного и лишенного необходимости раскрытия известных музейных шедевров, даже несущих следы реставраций, свойственных определенному периоду. В этом случае мы полностью солидарны с мнением профессиональных реставраторов, которые считают, что подходить к вопросу раскрытия памятников надо избирательно. Показательным в этом отношении является мнение реставратора высшей квалификации, кандидата искусствоведения О.В.Яхонта, согласно которому тезис об обязательном удалении поздних дополнений и записей, рожденный на начальном этапе формирования научной реставрации, может иметь губительные последствия для сохранности самого оригинального памятника[16]. С этим нельзя не согласиться. В настоящее время благодаря влиянию западных технологий и раскрытию темперной живописи, преобладают тотальне расчистки, которые в масляной живописи не всегда возможны. Стремление к открытию «полинного автора» может привести к гибели памятника, так как старая картина зачастую неоднородна и включает разновременные восполнения в местах утрат. До нас нередко доходит только образ памятника.

Современные раскрытия уже не влияют на сложившуюся систему эстетических ценностей той или иной эпохи, не влекут за собой кардинальних открытий, зачастую отсутствуют особые жизненные показания для реставрации памятника. Нередко эти раскрытия носят характер исследовательского любопытства либо имеют чисто коммерческий интерес. Например, в музее Маурицхайс в 1994 году были произведены публичные повторные раскрытия двух картин Вермейера Дельфтского «Девушка с жемчужной серьгой» и «Вид Дельфта» с неоправданно коротким перерывом между реставрациями. Вероятно, не стоит идти этим путем. Наступает время спокойной рутинной работы по сбору, классификации и осмыслению уже накопленого материала.

О.П.Пастернак
Государственный музей А.С.Пушкина, Москва

            Примечания:

  1. Грабарь И.Э. Искусство в плену. Л., 1964. С. 56-57.
  2. Кызласова И.Л. Александр Иванович Анисимов (1877-1937). М., 2000. С.29. Это было и остается общей проблемой реставраторов и консультантов. Устные мнения, высказанные в процессе работы, очень быстро становятся общин достоянием, чаще всего без упоминания имени автора. Об этом писал еще Макс Фридлендер: «На долю знатока редко приходится честное признание его заслуг, и меньше всего он видит это со стороны своих колег, которые цитируют его лишь тогда, когда ему возражают», – (Фридлендер М. Об искусстве и знаточестве. СПб., 2001. С.132).
  3. Тетерятников Б. Тайна Новгородских таблеток // Московский журнал. 1993, №1. С.20.
  4. Чураков С.С. Подрамники // Техника живописи. Практические советы. М., 1960. С.15.
  5. Такими гвоздями была закреплена картина работы М.Н.Воробьева «Вид Москвы» (1819, реставратор П.И.Баранов).
  6. На обороте портрета сохранился штамп предположительно магазина художественных товаров в Санкт-Петербурге.
  7. Грибанов Б. Картины и жизнь. Записки коллекционера. М., 1999. С.62.
  8. Иеннике Ф. Живопись масляними красками. Полное практическое руководство к изучению живописи масляними красками. Перевел с немецкого и дополнил по сочинению профессора Гупиля П.Александров СПб., 1914. С.136.
  9. Кудрявцев Е.В. Техника реставрации картин. М., 1948. С.41.
  10. Иеннике Ф. Указ. соч. С.139.
  11. Наставление для реставрации (возобновления) картин, писаннях масляними красками и от времени или от дурного содержания пришедших в то состояние, что требу ют освежения красок и вичистки от пятен, копоти и проч. СПб., 1857. С.32.
  12. Там же. С.32.
  13. Там же. С.31.
  14. Иеннике Ф. Указ. соч. С.139.
  15. Там же. С.139.
  16. Яхонт О.В. Скульптура московских музеев. Реставрация и атрибуция. М., 2000. С. 164-165.

 

Проблемы экспертизы бумаги-основы произведений искусства

Одной из важнейших составляющих атрибуции произведений искусства на бумажной основе является экспертиза бумаги, на которой они выполнены.

Как известно, для  изготовления бумаги применяют волокнистые материалы. Главным образом, используют растительные волокна. Это обусловлено тем, что основу растительных волокон составляет природный полимер органического происхождения – целлюлоза. Она обладает рядом ценных свойств, которые необходимы при различных процессах производства бумаги – при размоле, при отливе бумажной массы и т.д. Наиболее важными из них являются: линейное строение цепей молекул, высокая молекулярная масса, гибкость, прочность, способность к фибриллированию, гидрофильность. Силы связи между размолотыми волокнами в бумажной массе, в основном, определяются способностью целлюлозы образовывать водородные связи. При этом можно получать листы бумаги без дополнительных связующих.

Белковые, искусственные, синтетические и неорганические волокна не обладают в достаточной мере, или совсем не обладают вышеназванными свойствами, поэтому имеют меньшее значение в производстве бумаги, так как требуют дополнительных технологических действий. Как правило, они используются как добавки к растительному сырью.

Бумажное производство появилось в Китае в I веке нашей эры, и первыми источниками сырья для него служили тряпье льняное, пеньковое и хлопчатобумажное, луб тутового дерева и конопля. С развитием и распространением бумажного производства расширялась сырьевая база. Стали применять широкий спектр лубяных культур, хлопчатник, злаки, кукурузу, некоторые травы, листья, водоросли, торф и т.д. Производство бумаги долгое время считалось искусством мастера, основанном на многолетнем опыте, и лишь последние полтора – два столетия оно стало интенсивно развиваться не основе научных знаний. В результате были изобретены бумагоделательные машины и открыт новый важный сырьевой ресурс для изготовления бумаги – хвойная и лиственная древесина, из которой получают древесную целлюлозу различных варок с различной степенью выхода, а также древесную массу.

При выработке бумаги. Для достижения требуемого ее качества, учитываются бумагообразующие свойства сырья, то есть поведение волокнистого материала в технологических процессах призводства бумаги и его влияние на свойства готовой бумаги. Бумагообразующие свойства растительного сырья зависят от его химического состава и от морфологической структуры волокон. Химический состав, в основном, определяется содержанием целлюлозных фракций в составе целлюлозы, а также содержанием гемицеллюлоз. Все они в той или иной степени отвечают за поведение целлюлозы при различных процессах изготовления бумаги.

В древесных технических целлюлозах после варки остается небольшое количество лигнина, который является неблагоприятным компонентом, так как затрудняет практически все процессы производства бумаги, а также отрицательно влияет на все свойства готовой бумаги. Тем не менее для дешевых видов бумаги в производстве используют древесную массу, содержащую лигнин древесины в полном объеме.

Разная морфологическая структура волокон способствует получению различных видов бумаги. Однако следует отметить, что зависимость между химическим составом сырья, его морфологической структурой и свойствами готовой бумаги очень сложная и ее невозможно выразить однозначно. Большое значение при этом имеет выбор технологического режима производства бумаги.

Тем не менее, внешний вид бумаги, ее структура могут быть источниками определенной информации, а так как основным компонентом бумаги являются волокна, то идентификация волокон исследуемой бумаги представляет собой основополагающий шаг в ее экспертизе.

В то же время следует учитывать, что бумага имеет органическую природу, и в силу этого с течением времени в ней происходят изменения, которые обусловлены процессами естественного старения составляющих бумаги, а также условиями ее эксплуатации и хранения. Изменения затрагивают, как правило, в той или иной степени все основные свойства бумаги – физические, механические, химические, оптические и колористические. Морфологическая структура волокон также может подвергнуться процессу деструкции. Визуально это выражается в повреждении волокна. Можно наблюдать трещины, разломы, разрывы. Более глубокие процессы могут привести к исчезновению характерных признаков волокна или, наоборот, к появлению признаков, не присущих данному волокну. Явления деструкции морфологической структуры в значительной степени затрудняют идентификацию волокон бумаги.

Процесс производства бумаги на каждом этапе развития имел свои отличия, но всегда был и остается сложным и многоступенчатым. Из истории создания бумаги известны некоторые как временные, так и географические особенности ее изготовления, на которые может и должен опираться эксперт.

Степень сложности экспертизы бумаги зависит от объекта исследования и постановки задачи. Иногда одного определения состава бумаги по волокну бывает достаточно для ответа на поставленный вопрос. Приведу пример. В Средней Азии, в Пенджикенте, в 1997 году, в слое раскопок Согда VIIVIII веков были найдены небольшие фрагменты очень ветхой бумаги. Археологи уже говорили о сенсации, что это первая бумага, найденная в этих слоях. Пришлось их разочаровать. Бумага по композиционному составу состояла из 80% хвойной древесной целлюлозы, 20% тряпичных волокон хлопка и примеси волокон шерсти. То есть данные состава по волокну дают возможность датировать эту бумагу не ранее второй половины XIX века, а археологам не следует забывать о мелких грызунах, обустраивающих свои норки. В этой ситуации не ставился вопрос о более точной датировке найденной бумаги, но если бы это потребовалось, то необходимо было бы исследовать и технологию ее изготовления. Вопрос о технологии обязательно был бы поднят в том случае, если композиционный состав бумаги оказался традиционным.

Приведу пример экспертизы бумаги, где затронуты некоторые вопросы технологии ее производства. В Старой Ладоге, в пласте раскопок XII века, найден медальон. Внутри него находилась ветхая фрагментированная бумага с рукописным текстом. Бумага состояла из тряпичных льняных волокон. Это как раз оказался случай традиционного сырья, поэтому необходимо было исследовать технологические моменты. Бумага отлита ручным способом, но проклеена она так называемым канифольным клеем. На основе полученных данных можно утверждать, что бумага изготовлена не ранее начала XIX века. Вероятно, медальон попал а слой XII века таким же образом, как и бумага в Пенджикенте. В рассматриваемом случае, если бы проклейка оказалась традиционной, например, крахмал или животный клей, то пришлось бы собирать данные по всему технологическому процессу выработки этой бумаги.

Исходя из вышесказанного, можно отметить, что в ситуациях, когда данных по идентификации сырья явно недостаточно, следующим важным шагом экспертизы бумаги является выявление технологии ее изготовления. Здесь существует множество факторов, на которые следует обращать внимание, так как любой из них может быть источником определенной информации. Это, как уже отмечалось, внешний вид бумаги, ее структура, а также толщина, наличие неровностей, степень размола волокна, способ отлива бумаги, вид отливной сетки, наличие и вид наполнителей, наличие и вид проклеивающих веществ, способ нанесения проклейки, наличие водяных знаков, просвет, облачность, цвет, наличие и вид красителя, наличие каландрирования и т.д.

Приведу еще пример экспертизы бумаги, где в результате определяющими оказались исследования по идентификации волокон, но параллельно определялись и технологические характеристики. Экспертиза Тибетских рукописей проводилась по просьбе Его Святейшества Далай-Ламы. Рукописи из его библиотеки ориентировочно датированы XIXIV веками. Ставилась конкретная задача – более точная датировка нижнего предела появления этих рукописей. Кроме состава бумаги по волокну, определялись форма отливной сетки, наличие, вид и способ нанесения проклейки листов, просвет, толщина листов, способ крашения, вид красителя. Выявлено, что для отлива листов применялись сетки, выполненные по так называемому китайскому варианту, то есть с использованием для создания параллельных линий натянутого конского волоса. Бумага во всех случаях проклеена крахмалом. Определяющими оказались данные по композиционному составу листов рукописей. Большинство из них выполнено из бамбука, что дает основание датировать их не ранее XII века. Некоторые рукописи выполнены на листах из рисовой соломы и в силу этого их датировка может быть не ранее XIV века. Были выявлены и многослойные бумаги также изготовленные по традиционной технологии. Так, например, одна из них содержала четыре слоя, три коричневых и один, верхний, голубой. Три слоя бумаги выполнены из бамбука, а голубой – из смеси конопли и рисовой соломы. В этой работе проблема могла бы быть в том, что если бы встретилась бумага из традиционного сырья, то датировку в рамках XIXIV веков установить было бы очень сложно, так как такое сырье применяется в указанном регионе изначально, а технология изготовления бумаги в XIXIV веках там кардинально не менялось. Вероятно, в таком случае, было бы необходимо провести исследование чернил рукописи или других ее особенностей.

В следующем примере экспертизы одинаково информативными оказались полученные данные состава по волокну и по технологическим характеристикам бумаги. Исследовалась древнеарабская рукопись XIII века, которая содержит самый ранний из известных переводов Библии на арабский язык. Рукопись хранится в Институте Востоковедения в С.-Петербурге. Она состоит из трех томов и содержит более 300 листов. При подготовке рукописи к реставрационным работам было выявлено, что в одном из томов для переплета использован так называемый двойной лист, содержащий арабский и греческий тексты. Была поставлена задача – определить, использовался ли этот лист при создании рукописи или он был привнесен позднее. Двойной лист переплета был расклеен реставраторами. Оборотные стороны разрозненных листов оказались подкрашенными. Для сравнения вместе с этими листами анализировались в большом количестве одиночные листы самой рукописи. Разрозненные листы переплета состояли из 80% конопли, 15% хлопка и 5% волокон волосяного покрова пушного зверя. Анализ листов рукописи показал, что в основе своей они также выполнены из конопли, часто с примесью шерсти. Выявлены листы, имеющие идентичный состав с разрозненными листами переплета. Причем, конопля и хлопок во всех случаях не являются продуктами измельчения текстильного тряпья. Об этом свидетельствуют присутствующие в бумаге элементы неволокнистого строения лубяных культур и хлопчатника. Все исследованные листы проклеены поверхностно крахмалом. Лист переплета был склеен клейстером из смеси муки и крахмала.

Технология изготовления бумаги рукописи в точности соответствует технологии, описанной в арабском манускрипте XI века. В качестве сырья, в основном, использовались бывшие в употреблении пеньковые канаты. После определенных подготовительных операций отливали лист, сушили его и поверхностно проклеивали крахмалом, иногда глянцевали. Изобретение арабами так называемых двусторонних бумаг, к которым относится и исследуемый лист, также относится к этому времени. Бумагу часто подкрашивали шафраном, который добавляли в клейстер. Также есть сведения, что пленные китайцы в Египте добавляли в бумажную массу хлопковое волокно, а также оставшийся пух с семян и ветви хлопчатника, что не исключало добавки тряпичного сырья.

Таким образом установлено, что двойной лист переплета появился одновременно с созданием рукописи, выполнен в такой же, принятой в Египте в то время технологии и его композиция состоит из того же самого сырья.

Примером сложной многостадийной технологической экспертизы может быть экспертиза бумаги-основы ксилографии Вольфганга Хаммера «Святой Микус» (Германия, конец XV  – начало XVI веков), которая поступила в закупочную комиссию Эрмитажа в феврале 1998 года. Гравюра выполнена на тонкой бумаге желтоватого цвета, которая в какой-то степени утратила механическую прочность, то есть бумага имеет признаки вялости. Анализ состава по волокну выявил тряпичную бумагу, состоящую из волокон льна и конопли с небольшой добавкой волокон хлопка. Бумага не содержит наполнителей. С обеих сторон бумага поверхностно проклеена крахмалом. Такая бумага вполне могла быть изготовлена в XVXVI веках. Но исследования были продолжены. Бумага гравюры имеет облачный просвет. В силу этого на ней четко просматривается отпечаток отливной сетки в виде полотняного переплетения ткани редкой структуры. При ручном способе отлива такой вид сетки появился в 1757 году, а при машинном способе используются сетки только такого профиля, кроме сеток «верже». Исходя из этих данных, гравюра уже не может датироваться XVXVI веками. Микроскопическим исследованием определена преимущественная ориентация волокон в отношении вертикали гравюры, более ярко выраженная на ее лицевой стороне. Это является доказательством  машинного производства исследуемой бумаги. Также микроскопическим исследованием выявлено, что по слою проклейки нанесен накат в виде хаотичных прямых и изогнутых линий различной длины. Эти линии вдавлены в поверхность слоя проклейки. Зная особенности производства бумаги машинным способом, можно с уверенностью сказать, что бумага прошла клеильную ванну, обеспечивающую равномерную поверхностную проклейку бумаги с обеих сторон. Затем бумага прошла через каландр, в данном случае через так называемый тиснильный каландр. Такие каландры применяются с целью придания поверхности бумаги определенной структуры. Таким образом, имитирована шероховатость, то есть зернистость старой тряпичной бумаги ручного отлива.

Итак, по совокупности последовательно полученных данных, можно утверждать, что бумага данной гравюры выполнена не ранее конца XIX-начала ХХ века. Соответственно, эта гравюра не является подлинной.

Грамотная научно-технологическая экспертиза бумаги-основы произведений искусства требует к себе неоднозначного подхода, умения выстроить логическую цепочку хода экспертизы, умения обобщить всю собранную информацию. В большинстве случаев экспертиза бумаги-основы дает возможность получить ответы на поставленные вопросы или послужить базой для дальнейших исследований.

Миколайчук Е.А.
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

Экспертиза памятников в Государственном Эрмитаже в 1997-1998 гг.

В 1997-98 годах Государственным Эрмитажем, благодаря спонсорству Президента Российской Федерации, проводилась активная закупочная деятельность. Приобретались вещи первостепенного художественно-культурного значения, как из-за рубежа при посредничестве зарубежных дилеров, так и у населения. 

В числе поступлений можно назвать картины Мориса Утрилло, Эжена Будена, Хайма Сутина, скульптуру Аристида Майоля, важные археологические предметы – китайские бронзы периодов Западного Джоу, Воюющих Государств, иранское парфянского/ раннесасанидского периода серебряное блюдо и др. В связи со значительно возросшим объемом закупок и качеством приобретаемых вещей было признано необходимым создание в музее нового крупного структурного подразделения – Отдела научно-технической экспертизы, куда вошли Лаборатория Научно-технической экспертизы и Химико-аналитическая лаборатория. На сегодняшний день в штатном расписании Отдела 15 специалистов химиков и физиков, в их числе 6 кандидатов наук. Многое было сделано для поддержки современной технической базы. Так, приобретено оборудование для термолюминесцентной датировки керамики, цифровая инфракрасная камера высокого разрешения Кодак ДЦС460ИК (2000х3000 элементов, 12 бит на элемент), новая инфракрасная видиконная камера фирмы Хамаматсу, современная высокопроизводительная компьютерная техника и др. При финансовой поддержке японской общины Шинджи Шумейкай был построен новый уникальный масс-анализатор для абсолютного датирования археологических золотых и электровых предметов.

В настоящем сообщении мы ограничимся лишь некоторыми наиболее интересными для данной аудитории случаями экспертизы картин, как предложенных к закупке, так и из собственного собрания, сделав особый акцент на принципах технологического определения подделок. Нам представляется важным привести здесь специально подобранные примеры, поскольку, увы, современный художественно-антикварный рынок наводнен вещами, фальшивыми или просто неправильно атрибутированными, выявление которых может представлять определенные сложности, непреодолимые без использования специального оборудования и сложившихся навыков экспертной работы. На примерах демонстрируются различные аспекты аутентификации.
а) Наличие несинхронных пигментов:
Две работы Константина Коровина, представленные хранителем русской живописи на закупку в 1997 году:
– «Град Китеж», эскиз (к., м. 38х53,5 см), подписана и датирована 1913 годом,  частное собрание.
Рентгенофлюоресцентным анализом в числе использованных пигментов определены титановые белила. Белила находятся в виде чистого анатаза, как показал рентгеноструктурный анализ. В частности, совершенно белый анатаз использован на стенах церкви на картине, а многие цвета имеют титановые белила в виде примеси.
Анатаз в чистом виде (с нужной степенью белизны) не производился ранее 1922 года [1], что с учетом датировки свидетельствует о безусловной подделке.
– Эскиз к опере «Фауст» (х., м. 80,5х58). Имеет подпись и дату – 1917 год, происходит из того же частного собрания, что и первая картина.
Методом ИК-спектроскопии, химическим и рентгенофлюоресцентным анализом определены синяя и зеленая авторские краски как фталоцианиновая синяя и ее зеленая хлор-производная. Фталоцианиновые пигменты были синтезированы и появились в продаже лишь в конце 1930-х годов [2], что, безусловно, свидетельствует о подделке. Дополнительно к использованию несинхронных пигментов, в данном случае, в подписи Коровина, по сравнению с подлинными автографами, несколько иначе написана буква «К».

б) Написание свободной копии существующей картины с фальсифицированной подписью на старом холсте с последующим старением красочного слоя:
Боннар Пьер, «Пейзаж с оградой» (х., м. 34,5х35 см, частное собрание), экспертиза 1998 года. Подпись Bonnar.
Картина весьма похожа на аналогичную работу Боннара, хранящуюся в Эрмитаже (ГЭ №7709, к., м. 31х35 см).
Рентгеновский снимок выявляет письмо по грунту, уже имевшему кракелюр.
Фактура живописи под микроскопом свидетельствует об ускоренном искусственном старении красочного слоя. Картина отвергнута как явная подделка.

в) Попытка представить старую копию прекрасного качества в качестве авторского повторения (или первого варианта):
Нефф Тимофей Андреевич, «Две девушки в гроте» (х., м. 114х138 см), авторская подпись отсутствует. Частное собрание. Предложена как авторское повторение (или первоначальный вариант) картины того же автора и сюжета 1859 года из ГРМ инв. Ж-3782.
Рентгеновские снимки, однако, выявляют совершенно иной мазок Нефа на подписном оригинале из ГРМ по отношению к экспертируемой картине, что уверенно позволяет определить данную картину как свободную копию неизвестного художника с оригинала Неффа.
г) Имперсонификация автора посредством маскирования авторской подписи фальшивой подписью более известного художника:
Крамской Иван Николаевич, «Портрет А.М.Горчакова» (х., м., овал, 71х58 см РЖ 1013, собрание Эрмитажа). Картина исследовалась в связи с подготовкой к выставке картин из собрания А.М.Горчакова в Эрмитаже.
При изучении поверхности с помощью микроскопа установлено, что подпись Крамского фальшивая. Подлинная авторская подпись, однако, не уничтожена и читается фрагментарно в косых лучах  как Богацкий.
Николай Тимофеевич Богацкий [3] – художник 2-й половины ХIX века, даты жизни неизвестны, был вольнослушателем и участником выставок Академии Художеств.
Сходный с эрмитажным портрет Горчакова работы Богацкого 1875 года, также овальный, но несколько большего размера (82х60 см), имеется в г.Николаеве в Художественном музее им. В.В.Верещагина (№23 по каталогу музея 1997 г.).
д) Ошибки стилистической атрибуции экспертов:
Шейтс Матиас, «У палатки маркитантки» (дерево, м. 35х45 см, ГЭ 2135, собрание Эрмитажа). Поступила до 1797 года как Питер Вауверман. Картину долгое время причисляли к школе этого художника, по-видимому, руководствуясь некой монограммой HR МR на обороте доски. И.В.Линник [4] в 1980 году определила авторство М.Шетса, одного из учеников Ваувермана, на основании визуального сравнения с другими картинами этого художника, в частности, с подписанной «Солдатской сценой» из Картинной галереи Государственных музеев Берлин-Далем, инв. №1/60. С 1980 года под именем Шейтса картина фигурирует во всех новых каталогах Эрмитажа [5], переместившись из раздела Голландской живописи в Немецкий раздел.
При исследовании картины под микроскопом обнаружена подлинная монограмма Ф.Ваувермана (ср. с известными монограммами этого художника (ил. 14)). Буквы монограммы вдавлены в сырую краску и их одновременность написанию картины сомнений не вызывает.
Сравнение рентгеноснимков картины и работ Ф.Ваувермана показывают полную идентичность приемов и почерка. Благодаря этим результатам, картина, наконец, обрела истинного автора.
е) Работа по сравнению фотографий:
Утрилло Морис «Улица Кюстен» (х., м. 53,5х72,3 см, 1912-14 гг.).
Картина поступила на закупку при посредничестве иностранного дилера.
Пигментных несоответствий датировке не обнаружено. Авторская подпись Maurice Utrillo V. написана по сырой краске. Вместе с этим в нашем распоряжении не имелось рентгеновских снимков работ Утрилло для сравнения. Поэтому в данном случае проводилось компьютерное сравнение изображения представленной картины и изображения картины из каталога парижской выставки работ Утрилло 1905-25 годов [5]. Поскольку изображения совпадали с фотографической точностью вплоть до формы отдельных мазков и деталей формы границ, имелись все основания утверждать, что происхождение экспертируемой картины полностью соответствует легенде, представленной владельцем. Картина приобретена Эрмитажем в 1997 году.

А.И.Косолапов, Л.П.Вязьменская

Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург


Примечания
:
1.Artists` Pigments, ed. El. West Fitzhugh, National Gallery of Art, Washington &Oxford Unit. Press, 1997. V.3. PP.295-397.
2. Беленький Е.Ф., Рискин И.В. Химия и технология пигментов// Химия, Л., 1974. С. 59-597.
3. Биографический указатель имен русских художников. Под ред. Вольценбурга. Т.2, «Богатский».
4. Линник И.В. Голландская живопись ХVII века и проблемы атрибуции картин. Л., 1980. С. 82.
5. Эрмитаж. Собрание западноевропейской хивописи. Каталог. Никулин Н.Н. Немецкая и Австрийская живопись XV-XVIII вв. Л., 1986. С. 141.
6. Galerie H. Fiquet&Cie, 20bis, Rue La Boetie-Paris. Exposition Maurice Utrillo V. De 1905 a 1925.III.25 «Rue Custine».

Основные аналитические методы технико-технологическо исследования произведений станковой живописи

За последние десятилетия стала заметно стираться некогда резкая грань между естественными и гуманитарными науками. Достижения научно – технической мысли все настойчивее вторгаются во все области человеческой деятельности, и все большее число людей разных специальностей стремится их использовать в своей практической работе.

Необходимость обращаться к естественным наукам при изучении произведений искусства также становится все очевиднее. Консервация и реставрация, изучение техники живописи старых мастеров, экспертиза и атрибуция памятников искусства — все это приобретает сегодня новое качество благодаря использованию современных физических, химических и физико-химических методов исследования. Каждый музейный работник — историк искусства, хранитель, реставратор — должен не только иметь представление о возможностях этих методов, но и знать, в каких случаях и с какой целью их можно или необходимо применять. Очень важно практически овладеть наиболее доступными из них и использовать в работе результаты тех исследований, которые можно провести лишь в специализированной лаборатории.
В начале, а особенно во второй половине XIX века, в ряде европейских стран начинают более или менее регулярно заниматься исследованием произведений искусства, используя для этой цели естественнонаучные методы. Полученные при этом результаты» казалось, были достаточно убедительными, чтобы дать дорогу новым средствам исследования. Однако прошли десятилетия, прежде чем недоверие к ним было поколеблено. Это объясняется тем, что специалисты в области естественных наук исследовали материальную сторону произведений в отрыве от их художественных особенностей. К тому же этих ученых больше интересовало общекультурное, историко-археологическое, а не художественное значение памятников, что мешало музейным работникам и историкам искусства правильно оценить перспективы, заложенные в новых методах исследования.
К концу 20-х годов нашего столетия научно-техническое изучение произведений живописи вышло за рамки эксперимента, а к середине следующего десятилетия уже был накоплен материал, свидетельствующий о значительных возможностях таких исследований. Особенно широко подобные работы стали проводиться в последние десятилетия, когда в целом ряде стран, в том числе и в нашей стране, были созданы специальные научные центры по консервации, реставрации и технико-технологическому исследованию произведений искусства. Стремление проверить данные стилистического анализа, подтвердить или опровергнуть выводы о принадлежности произведения тому или иному автору, разработать наиболее эффективный метод консервации и реставрации — все это заставляет музейных работников, реставраторов, историков искусства прибегать к объективным данным материального анализа.
Использование специальных методов исследования требовало на первых порах лабораторных условий. В настоящее время аппаратура настолько упростилась, что ею можно пользоваться непосредственно в залах музея, в экспедициях, на местах археологических раскопок. Вместе с тем наибольшего успеха в подобном изучении можно добиться лишь тогда, когда музейный работник вооружен знаниями всех современных средств и методов исследования и отдает себе ясный отчет в возможностях каждого из них. Нужно также помнить, что, руководствуясь только аналитическими данными и не зная особенностей техники исполнения картин в ту или иную эпоху, не зная материалов, используемых художниками, возможного изменения живописи в процессе ее старения и под действием других факторов, например, реставрации, трудно прийти к достаточно объективным и строго научным выводам.
ЗНАЧЕНИЕ ТЕХНИКО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ДЛЯ ИЗУЧЕНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ СТАНКОВОЙ ЖИВОПИСИ
Физические, химические и физико-химические методы исследования, о которых идет речь в этом разделе, все шире используются при решении задач, до недавнего времени целиком остававшихся компетенцией историков искусства или реставраторов. Чем же объяснить, что эти методы настойчиво проникают в искусство, в эту, казалось бы, далекую им область, особенно если иметь в виду, что применимы они лишь для изучения материальной стороны произведения — основы, грунта, красочного слоя — и не вторгаются в сферу художественной оценки картин. Очевидно только тем, что существует неразрывная связь между техническими особенностями и творческим процессом создания произведения.
Очень редко памятники искусства минувших эпох доходят до нас в своем первоначальном виде. Их внешний облик, а порой, и художественный образ изменяются уже вскоре после того, как они выходят из рук мастера. Медленно и неумолимо накладывает на них свой отпечаток время, неожиданно и резко их меняют вкусы людей, мода. Люди обычно редко ценят «старое», будь то домашняя утварь, мебель или картина. Пока старая вещь не перейдет в категорию «старинной», ее переделываю т, приспосабливают ко вкусам новой эпохи. Основной целью всякого «поновления» обычно было стремление придать свежесть краскам, утратившим ее от времени или в силу других причин. При этом не всегда заботились о сохранении деталей; художественная же форма менялась в зависимости от эстетических взглядов эпохи, в которую поновление проводилось.
В Успенском соборе Московского Кремля вплоть до 1918 года находился один из шедевров мирового искусства — Владимирская богоматерь (илл. 6). Икона, написанная в Константинополе в начале XII века, вскоре была перевезена в Киев, а оттуда — во Владимир. Пострадав во время нашествия Батыя, икона в первой половине XIII века была поновлена. В самом начале XIV столетия ее перевезли в Москву и в начале XV века вновь записали. Неизвестно, когда икона вернулась во Владимир, но в 1480 году она окончательно попадает в Москву, где в начале XVI столетия ее снова переписывают. Проведенная в 1918 году расчистка памятника показала, что от первоначального произведения сохранилось немного: лица, фрагмент головного убора Богоматери и детали одежды младенца. Все остальное — переписи и чинки XIII — XIX веков.
Основные аналитические методы технико-технологическо исследования произведений станковой живописи
Илл.6. Владимирская богоматерь, византийская икона ХIIв.
Поновляли не только иконы, но и светскую живопись. Так, например, картины знаменитой серии «смолянок» — портретов выпускниц Смольного института, созданных в XVIII веке замечательным русским художником Д. Левицким, показались в последующем столетии слишком яркими, не отвечающими дворцовой моде, которая требовала темных тонов. Поэтому картины были покрыты желтым «галерейным» лаком.
Иногда записи приводили к созданию самостоятельного произведения, Так, Тициан существенно изменил картину Джованни Беллини «Праздник богов», полностью переписав часть фигур. Трудно сказать, что побудило Тициана переделать творение своего учителя. Но бесспорно то, что подлинное произведение Беллини теперь приходится считать работой Тициана.
Довольно часто, особенно это было характерно для XVIII — первой половины XIX века, владельцы картин произвольно меняли их формат. Иногда картину обрезали, а иногда наращивали, подгоняя к месту, отведенному ей на стене; часто фрагменту, вырезанному из большой композиции, придавали вид самостоятельного произведения.
Именно с таким случаем столкнулись при исследовании картины «Вакханка», приписываемой итальянскому художнику первой половины XVII века Луке Феррари (илл. 7). Проведенные исследования и пробные расчистки подтвердили, что композиция картины первоначально была иной. Когда были удалены записи, стало очевидно, что картина является лишь частью более значительной по размерам вещи. Для того чтобы придать фрагменту вид законченного произведения, изменили положение рук женщины — левую дописали, «согнув» ее в локте, а в кисть правой вписали чашу; иной характер был придан и драпировкам на заднем плане (илл. 8). После реставрации композиция утратила завершенность и замкнутость, движения фигуры стали более опреде­ленными и оправданными, очевиднее стала реакция на происходящее. Чтобы лучше это ощутить, достаточно сравнить неподвижно застывшую, с манерно отставленным мизинцем руку, держащую чашу, с той же рукой после расчистки. С исчезновением чаши не только исчезла «вакханка», не осталось и следа от манерности. Напротив, фигура приобрела барочный характер, динамику. Естественно, что теперь атрибуция этого фрагмента должна вестись на основании совершенно иных признаков, действительно присущих данному произведению.
Основные аналитические методы технико-технологическо исследования произведений станковой живописи Основные аналитические методы технико-технологическо исследования произведений станковой живописи
Илл. 7. Лука Феррари (?). Вакханка. Италия, первая половина ХVII в. Илл. 8. Картина после реставрации.
Но даже тогда, когда произведения искусства находятся в музеях, в руках внимательных хранителей, они не остаются неизменными. Материалы, из которых создаются картины, подвержены неотвратимому действию времени. Поэтому и при заботливом уходе картина время от времени нуждается в реставрации. Конечно, ее не переписывают. Тем не менее, и такая реставрация приводит к тому, что произведение лишается порой многих присущих ему особенностей.
«Сикстинская мадонна», написанная Рафаэлем в 1515 году, в середине XVIII века поступила в Дрезденскую галерею. Свыше семидесяти лет картины не касалась рука реставратора, но в 1826 году ее дублировали, укрепили отслоившуюся краску и сделали легкую ретушь в отдельных местах. Тридцать лет спустя, чтобы укрепить краски, холст с оборотной стороны пропитали копайским бальзамом, а в 1885 году картина подверглась регенерации по предложенному незадолго до этого методу М. Петенкофера. Наконец, в 30-х годах нашего столетия картину раздублировали, холст пропитали воско-смоляной мастикой и снова дублировали. Так как в процессе реставрации лак опять сильно разложился, и живопись оказалась как бы покрытой серой вуалью, он был еще раз регенерирован. А хранящаяся в Лувре «Мадонна в скалах» Леонардо да Винчи только в течение XVIII и XIX веков расчищалась, по крайней мере, пять раз. Кроме того, написанная на деревянном основании, в середине XIX столетия эта картина была переведена на холст. Большинство картин Леонардо да Винчи сильно отличается от своего первоначального вида: необычайно тонкая живо­писная техника Леонардо очень чувствительна ко всякой реставрации, а тем более к расчисткам.
Очень часто картины «теряли» имена исполнивших их мастеров, забывались традиции, связывающие то или иное произведение с определенным живописцем. Часто терялись сами произведения, а потом, будучи найденными, оказывались безымянными или начинали жить под новыми именами. «Неизвестный французский мастер XV в. », «Мастерская Рубенса», «Круг Рокотова», «Псковская школа»… — такие или подобные им этикетки можно встретить под многими картинами в каждом музее. История искусства знает огромное число анонимных картин и немалое число живописцев без произведений: тысячи произведений канувших в вечность русских иконописцев и лишь несколько дошедших до нас имен мастеров; сотни известных по архивным документам имен живописцев, работавших в Южных Нидерландах в XV веке, и четыре с половиной тысячи картин, среди которых лишь единицы имеют документально подтвержденное авторство; огромное число анонимных картин характерно для русской живописи XVIII века.
Вместе с тем музейному работнику приходится сталкиваться не только с картинами «неизвестных мастеров». Очень часто с известных картин, портретов делались копии. Копировали картины учителя ученики, есть копии, выполненные сразу же после создания оригинала, а есть исполненные через несколько столетий. Существуют авторские повторения оригиналов и картины, написанные учениками и завершенные мастером. Буше охотно позволял копировать ученикам свои работы. Он сам поправлял копии и на наиболее удачных ставил свое имя. Коро радовался, если ученики удачно повторяли его произведения и подписывал их. Сколько картин учеников украшает подпись Коро, сказать сейчас вообще невозможно. И такие случаи не единичны.
В XVIII веке, с возникновением в России светской живописи, получил распространение как один из жанров парадный портрет. Портреты лиц царской фамилии, придворных и вельмож пишут крупнейшие русские и приезжие западноевропейские мастера. Для дворцов и государственных учреждений делаются их повторения: иногда авторские, а большей частью копии, выполненные другими, как правило, малоизвестными мастерами. С ростом собирательства произведений искусства, когда картинная галерея становится почти обязательной принадлежностью богатой дворянской усадьбы, появляются оригинальные произведения безвестных крепостных мастеров и многочисленные копии с произведений наиболее модных западноевропейских и русских художников.
Мир искусства безграничен. Произведения живописи, скульптуры, графики и прикладного искусства рассеяны по бесчисленным музеям и частным коллекциям. И почти в каждом собрании есть свои шедевры. А если их нет? Тогда под картиной неизвестного мастера или под старой копией появляется этикетка, связывающая такое полотно с именем Рафаэля или Рембрандта, Рокотова или Брюллова. Желание во что бы то ни стало обладать работами крупнейших мастеров не обходится без курьезов. Известно, например, что количество полотен Рембрандта, Коро и других живопис­цев в европейских и американских собраниях во много раз превосходит число созданных этими художниками произведений.
Страсть к коллекционированию, мода, приобретение предметов искусства с целью помещения капитала, наживы, спекуляции привели к быстрому росту цен на произведения искусства. Сегодня кажется невероятным, что в конце прошлого столетия в лавке А. Воллара в Париже картины Ренуара висели годами — их не покупали по самым низким ценам. Люксембургский музей отказался принять полотно Гогена даже в подарок. В 1895 году «Белый индюк» Клода Моне стоил в Париже 96 франков, а двадцать лет спустя эта сумма возросла ровно в 1000 раз. Воллар после долгих колебаний приобрел за 300 франков одну из картин Модильяни; в тридцатые годы XX века она была продана за 350000 франков.
Не удивительно, что безудержный рост цен подстегивает фальсификаторов. Ведь число подлинных произведений искусства ограничено, к тому же почти все они давно находятся в музеях. И образовавшуюся «пустоту» стремятся заполнить фальсификаторы: соблазн велик — в случае удачи прибыль достигает фантастических размеров.
«Мир хочет быть обманутым». Эти слова, сказанные в 1494 году эльзасцем Себастьяном Брантом в «Корабле глупцов», можно было бы взять эпиграфом к истории фальсификации в искусстве. Во всяком случае, они могли бы открывать ее главу, относящуюся к XV веку, ибо в это столетие подделки уже создавались в больших количествах.
При жизни Дюрера многочисленные копиисты повторяли картины «великого нюрнбергского художника», ставя на них его монограммы. В середине XVI века Леопольд Вильгельм Австрийский приобрел 68 подделок Дюрера, считая их оригиналами.
В XVII веке, с ростом собирательства, возникла массовая фальсификация картин итальянских мастеров. Голландский антиквар Г. Уленборх организовал мастерскую, в которой молодые художники, в соответствии со своими вкусами и способностями занимались фабрикацией подделок. В 1671 году Уленборх продал бранденбургскому курфюрсту тринадцать «итальянских» картин. К несчастью для антиквара подделка была обнаружена. Амстердамский магистрат назначил для разбирательства пятьдесят экспертов, половина которых признала картины подлинными, а другая объявила их поддельными. «Спектакль, — замечает по этому поводу один из зарубежных авторов, — доступный нам и в настоящее время».
Когда в XVIII столетии стали модными произведения голландских жанристов XVII века, появились картины, выдаваемые за произведения этих живописцев. В XIX веке их подделывали наряду с картинами фламандских мастеров. Не все эти «шедевры» были написаны заново. Чаще фальсификатор на неподписанной картине ставил фальшивую подпись популярного художника, соскабливал или закрашивал подпись там, где она была, и писал на ее месте новую (илл. 9).
Основные аналитические методы технико-технологическо исследования произведений станковой живописи
Илл. 9. Фламандский натюрморт ХVII в.Фрагмент с фальшивой подписью Яна Фейта и с расчищенной подлинной монограммой
Основные аналитические методы технико-технологическо исследования произведений станковой живописи Основные аналитические методы технико-технологическо исследования произведений станковой живописи
Время от времени широкая публика становится свидетелем очередной сенсации: найдена античная статуя, открыта неизвестная картина Рафаэля, обнаружено новое полотно Левитана. Иногда это бывает действительно так, но нередки и ошибки, причем ошибаются не новички, ошибаются специалисты, имеющие за плечами огромный опыт, обладающие большими знаниями. Достаточно напомнить одну из самых громких сенсаций нашего времени — историю с атрибуцией картины «Ученики в Эммаусе». Доктор Бредиус, общепризнанный знаток голландской живописи, назвал это полотно первоклассным произведением Вермеера Дельфтского. Восторг, с которым была встречена эта «вершина четырехсотлетнего развития голландской живописи», статьи искусствоведов и манифестации зрителей явились тем фоном, на котором десять лет спустя разыгрался один из самых грандиозных скандалов за всю историю искусства. Оказалось, что «Ученики в Эммаусе», как и четырнадцать других произведений «классической голландской живописи» (Терборха, Хальса и Вермеера), «открытых» и проданных между 1937 годом и концом второй мировой войны, — поддел­ка голландского художника Хан ван Меегерена.
Дело одесского ювелира И. Рухомовского, разоблачение подделок итальянского скульптора А. Доссены, берлинский процесс о фальшивых картинах Ван Гога (дело О. Вакера), скандал, связанный с Меегереном, и сотни других историй о фальсификациях в области искусства, давно ставших хрестоматийными, говорят о том, что выводы экспертов, ограничивающихся при атрибуции или опре­делении подлинности картин только констатацией внешних признаков, часто оказываются по отношению к мастерски выполненным имитациям несостоятельными.
Хотя социальные и экономические основы советского общества исключают возможность массовой фальсификации художественных произведений, вопросы, связанные с определением подлинности картин, актуальны и для нас. Ведь преднамеренная подделка не единственный источник для раздумий эксперта и искусствоведа. Сотрудникам музея приходится иметь дело с еще неатрибуированными произведениями искусства — оригиналами неизвестных мастеров, старыми копиями, подражаниями, повторениями известных и не дошедших до нас картин, старыми подделками и т. д. Вместе с тем музейным работникам приходится время от времени сталкиваться и с судебной экспертизой, которая, в отличие от музейной атрибуции, требует вполне определенного ответа на вопрос о подлинности.
Как же найти среди бесчисленного количества картин «неизвестных мастеров», поновленных, переписанных, испорченных реставрациями произведений, среди огромного количества копий, подражаний, повторений и подделок те бесспорные подлинники, которые должны украшать музей? А как поступить реставратору: опытный глаз определяет, что картина переписана или даже написана поверх другого изображения. Но что там — предварительный эскиз, измененная автором композиция, работа другого художника? Ответить на эти вопросы помогают естественнонаучные методы и средства исследования. Изучение картины в видимом свете, в ультрафиолетовых и инфракрасных лучах, специальные виды фотографии и рентгенографии, микрохимический анализ и различные виды физического и физико-химического исследования — вот далеко не полный перечень аналитических методов, которыми располагает сегодня музейная лаборатория или реставрационная мастерская.
Реставрация картин — удаление записей, следов неудачных реставраций и другие операции, еще недавно проводившиеся вслепую, наудачу, что нередко приводило к порче произведения, — теперь осуществляется также после предварительного исследования. Такие исследования важны и для выяснения степени сохранности картины, для определения примененных художником материалов. Знание последних необходимо для того, чтобы подобрать те реставрационные материалы, взаимодействие которых с материалами оригинала не вызовет в дальнейшем нежелательных последствий.
Реставрационная практика нашего времени выдвигает на первый план проблему консервации произведений искусства. Сегодня речь идет не о том, чтобы воссоздать утраченные фрагменты, а о стабилизации состояния произведения искусства, сохранившегося до наших дней. В связи с этим возникает необходимость в изучении причин, вызывающих разрушение произведений, в разработке мер по их устранению и предотвращению. Правильно решить эту проблему без технологического исследования также невозможно.
Знания в области такого исследования важны и для музейного хранителя. Используя их, можно более квалифицированно следить за сохранностью коллекций: своевременно принимать меры, предотвращающие поражение экспонатов, контролировать реставрационные работы и компетентно судить о целесообразности применения тех или иных методов исследования для реставрации, консервации и искусствоведения.
Музейных работников волнуют не только вопросы сохранности картин. Ведь определить истинное место произведения живописи в истории искусства — это тоже вернуть ему жизнь. Выше шла речь о фальшивых картинах. Но иногда неподлинной оказывается лишь часть произведения. Встречаются, например, случаи, когда небольшой подлинный фрагмент врезается в новый холст. В стиле этого фрагмента пишется новый сюжет, оборотная сторона картины дублируется. Созданное таким путем произведение, на основании типичной для определенного мастера подлинной детали, может быть принято целиком за его произведение. А подписи? Можно ли утверждать, что стоящая. на картине подлинная подпись художника обязательно свидетельствует о том, что произведение написано действительно им: может быть, мастер поставил свою подпись на картине ученика, чтобы придать ей большую цену. Встречаются и противоположные случаи — поставленная чужой рукой подпись стоит на бесспорно подлинном произведении художника.
Разобраться во всех этих и бесчисленном количестве других случаев, с которыми сталкиваются историки искусства, также помогает технико-технологическое исследование. С его помощью можно не только отличить подлинное произведение от позднейшей копии или подделки, но и воссоздать процесс работы художника над картиной, раскрыть историю создания произведения.
На картине, изображающей русского воина верхом на коне (илл. 13), вызывала сомнение подлинность подписи, так как резко бросалась в глаза разница между нею и датой. Четкая подпись известного художника-баталиста Франца Рубо лежала в верхнем слое живописи, тогда как дата была сильно смыта или соскоблена и местами закрашена краской того же цвета, что и фон, на котором сделана подпись (илл. 14). Исследование показало, что подпись была выполнена по еще не просохшему красочному слою. Первые буквы подписи лежат поверх слоя фона. Они выпол­нены кистью, на которой имелось достаточное количество краски, и поэтому художник писал их без нажима. К концу слова краски на кисти было уже недостаточно и художник нажимал на кисть сильнее, отчего последние буквы написаны в массе зеленой краски и перерезают мазки фона. Так как краска фона, на котором выполнена подпись, одинакова везде по своему составу (исследование люминесценции), можно считать подпись аутентичной* изображению воина. 

* Аутентичный — соответствующий подлинному, действительный, то есть, например, подпись и изображение выполнены рукой одного человека, являются органически принадлежащими данной картине.

Визуальное исследование произведения в боковом свете показало, что фигура всадника написана поверх какого-то другого изображения. Рентгенологическое исследование подтвердило это предположение. На рентгенограмме отчетливо видно изображение женской фигуры (илл. 15). Именно к этому красочному слою и относится полустертая дата. Любопытно, что, работая над новым сюжетом, художник не просто записывает нижележащее изображение, а в какой-то мере стремится использовать старую композицию. Например, голова всадника написана им на том же месте, что и голова женщины, широкополая шляпа которой переработана в шлем воина.
Основные аналитические методы технико-технологическо исследования произведений станковой живописи Основные аналитические методы технико-технологическо исследования произведений станковой живописи
Илл. 13. Рубо. Русский воин. Илл. 14. Фрагмент картины с подписью и датой.
Основные аналитические методы технико-технологическо исследования произведений станковой живописи
Илл.15. Рентгенограмма фрагмента картины Рубо с выявленным низлежащим изображением женской фигуры.
При реставрации картин и при их искусствоведческом исследовании очень важно учитывать изменения во внешнем виде произведения, являющиеся следствием естественного старения живописных материалов. Эти изменения подчас бывают весьма существенны. Постепенно, в течение десятилетий, темнеет и разлагается олифа, почти полностью скрывая изображение на произведениях древнерусских мастеров; через пожелтевшую пленку лака старая масляная живопись воспринимается, как сквозь желтый светофильтр. Но даже в тех случаях, когда покровный лак не мешает восприятию живописи, картина не остается неизменной. Верхний красочный слой в процессе старения делается более прозрачным, сквозь него начинают просвечивать нижележащие слои краски и цветные грунты; в результате меняется общий колорит произведения. Выявить все эти явления, дать им серьезное научное объяснение можно лишь проведя соответствующее технико-технологическое исследование картины.
И, наконец, последнее. Не менее важны такие исследования для истории техники живописи. Полученные в их результате сведения о составе красок и грунта, способе нанесения живописных слоев позволяют глубже разобраться в отличительных особенностях различных художественных школ и в манере письма отдельных мастеров. Излишне повторять, насколько важны эти сведения не только для реставратора, но и для историка искусства.
МЕТОДИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ТЕХНИКО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ЖИВОПИСИ
В годы, предшествовавшие второй мировой войне, исследования, о которых идет речь, обычно называли «естественнонаучными», «научнотехническими» или просто «техническими». В послевоенной зарубежной литературе эта терминология также имела место. Затем появились понятия «лабораторные» и «неразрушающие» исследования.
В отечественной литературе до недавнего времени вообще не существовало адекватных понятий. Это объясняется, очевидно, тем, что у нас подобные работы велись в очень незначительных масштабах, и тем, что до последнего времени мы не имели публикаций, затрагивающих общую проблематику подобных исследований, что освобождало от введения их собирательного наименования. Поэтому, когда проводилось исследование произведения с использованием того или иного аналитического метода, он давал название всей проведенной работе: «рентгенологическое исследование», «химическое исследование» или название давалось по группе используемых методов, например «фотофизические исследования». Такие определения правомерны, но они говорят лишь об используемом методе, ничего не сообщая о содержании самого исследования, которое может преследовать самые различные цели. Когда же спорадически проводилось более детальное изучение памятника, такому исследованию давали более обобщающее, но каждый раз новое определение — «реставрационно-техническое исследование», «технологическое исследование» и т. п. Затем появилось и получило распространение понятие «технико-технологическое исследование».
Принципиально новым в этом определении является то, что в нем делается акцент не на способе исследования, а на его задачах.
Исследование художественных произведений, в частности произведений живописи, проводится в двух основных аспектах: для идентификации материалов, применяемых при их создании, и выяснения особенностей пользования ими. Используемые в процессе создания картины материалы весьма многообразны и зависят от времени, когда создавалось произведение, традиций художественной школы, а также от творческой индивидуальности живописца — его «манеры» или «техники».
Понятие «техника живописи» трактуется в литературе очень широко. Под ним понимают и используемый материал (точнее, связующее вещество красок) — «техника энкаустики», «техника масляной живописи», и способ нанесения красок — «многослойная техника живописи», «техника а la prima», и манеру отдельного мастера — «техника Рембрандта», «техника Боровиковского» и т. д. Вряд ли целесообразно пытаться давать определение каждому из этих случаев применения понятия «техника живописи». Очевидно, совокупность их и лежит в основе его содержания, включающего навыки, способы и приемы использования живописных материалов определенного качества для достижения известного художественного результата.
Нередко понятие «техника живописи» подменяется понятием «технология живописи». По сделанному определению понятие «техника» действительно близко по содержанию понятию «технология», которым принято обозначать процесс, в результате которого первоначально взятые материалы претерпевают изменения, превращаясь в объект, отличающийся совершенно новыми качествами. Действительно, взятые отдельно, например, холст или доска, мел или гипс, сухие пигменты, растительное масло, пригодное в качестве связующего для приготовления красок, и лак с помощью соответствующих инструментов и производственных навыков в результате сложного технологического процесса превращаются в мастерской живописца в картину — объект, обла­дающий комплексом новых качеств, которые не были присущи ни одному из перечисленных компонентов.
Вместе с тем технологический процесс создания картины по своему содержанию много шире того, что включает традиционное понятие «техника живописи». Последнее следует относить лишь к основному этапу создания художественного произведения — то есть к работе красками на заранее подготовленной основе.
Если именно так подходить к процессу создания картины, понятие «технико-технологическое исследование» приобретает реальный смысл, наполняется конкретным содержанием, включающим в себя всю сумму вопросов, связанных с созданием художественного произведения. Иначе говоря, технико-технологическое исследование — это исследование, которое позволяет получить необходимую информацию о природе, составе и структуре материала или совокупности материалов, образующих художественное произведение, об изменении качества этих материалов в процессе создания или старения произведения и о принципах использования материалов в процессе создания произведения. Полученные таким путем сведения важны для решения многих технологических проблем, связанных с созданием произведений живописи в ту или иную историческую эпоху, в той или иной национальной школе, тем или иным мастером, позволяют ответить на вопрос о подлинности произведения, его возможной датировке, могут служить основанием при атрибуции. Они являются отправными и при определении сохранности произведения (степени изменения первоначального вида, выявления утрат и дополнений, уточнения первоначальной композиции) дают необходимые данные для осуществления консервационных мероприятий, реставрационных работ, выбора режима хранения и т. д.
Специфика проведения технико-технологического исследования в самой общей форме может быть сведена к следующим основным положениям, пренебрежение которыми может привести к недоразумениям, поставить в тупик исследователя или дискредитировать метод исследования.
Прежде всего, необходимо помнить, что не существует ни одного аналитического метода, который мог бы дать исчерпывающие сведения одновременно о природе, составе, структуре, происхождении материала, технике исполнения и подлинности художественного произведения. Ответы на эти вопросы могут быть получены только путем сопоставления и анализа данных различных методов. Поэтому научное исследование художественного произведения должно быть комплексным, а его участниками должны являться различные специалисты лабораторий, реставрационных мастерских и историки искусства. Окончательное суждение о произведении, претендующее на объективность, может явиться результатом только такого сотрудничества. При этом успех исследования — особенно при атрибуции — во многом зависит от количества сопоставимых данных, которыми располагает специалист к началу работы. Поэтому одним из необ­ходимых условий проведения подобной работы является систематическое и планомерное накопление самых разнообразных сведений о возможно большем количестве художественных про­изведений. Всестороннее изучение отдельных памятников искусства, проводимое эпизодически, от случая к случаю, не может стать достаточно эффективным, так как его результаты не могут быть критически осмыслены и сопоставлены с результатами исследования других, аналогичных произведений.
Каковы же основные современные методы технико-технологического исследования произведений искусства? Прежде всего, это ставшие уже классическими физические, химические и физико-химические методы. В помощь им привлекаются такие естественные науки, как минералогия, геология, биология, а также сведения из различных областей техники и художественных ремесел.
Используемые сегодня методы исследования принято делить, как уже говорилось, на две основные группы: методы, не требующие изъятия пробы и поэтому иногда называемые «неразрушающими», и методы, связанные с изъятием пробы, часто называемые «лабораторными».
Неразрушающие исследования базируются на физико-оптических методах анализа. Бинокулярная лупа, микроскоп, различные варианты освещения, обычная, микро- и макрофотография — вот те наиболее простые средства, с помощью которых начинается исследование художественных произведений. Ультрафиолетовые лучи, вызывая люминесценцию (свечение) красок и лака, делают видимым то, что скрыто от глаза при обычном свете. Просмотрев произведение в свете люминесценции или сфотографировав его в отраженных ультрафиолетовых лучах, можно судить о состоянии картины, определить, что принадлежит ее создателю и что добавлено (или утрачено) впоследствии. Инфракрасные лучи, обладающие способностью проникать сквозь слои лака, а иногда и сквозь верхние слои живописи, во многом дополняют эти сведения. Не менее важную информацию позволяет получить рентгенография.
Методы, требующие изъятия пробы, применяются для изучения структуры произведения, а также для определения качественного или количественного состава образующих его материалов, когда можно взять для исследования микроскопическое количество вещества. В этом случае используют доступные средства физического, физико-химического или микрохимического анализа.
Неразрушающие исследования применимы в любых случаях; исследования, требующие изъятия пробы, — когда оказывается возможным получить необходимый материал. Естественно, что оба вида исследований во многом дополняют друг друга.
Казалось бы, любая физико-химическая, химическая или рентгеновская лаборатория может провести анализ предложенного ей образца или произведения. Однако, когда нужно исследовать вещество, взятое с художественного произведения, особенно микропробу, и правильно интерпретировать результат исследования, необходим специалист, знакомый с изучением музейных экспонатов, который и определит выбор метода в зависимости от поставленной задачи.
Всякое научное исследование предполагает предварительное знание или, по крайней мере, представление о материалах, с которыми предстоит столкнуться при изучении произведения, а также о возможной реакции этих материалов на применение того или иного аналитического метода. Это позволяет не только выбрать наиболее эффективный метод исследования, но и предвидеть результативность самого исследования. Выбор метода зависит, прежде всего, оттого, что и с какой целью подлежит изучению. Правильно намеченный объект и точно сформулированная цель исследования во многом определяют результативность работы, так как помогают правильно оценить значение тех отдельных фактов, которые устанавливаются в ходе его изучения.
Если исследование технико-технологических особенностей произведения проводится в связи с его реставрацией, цель и объект исследования должны быть указаны реставратором. Если же исследование связано с определением подлинности, с атрибуцией или экспертизой, — направление исследованию должен дать специалист, компетентный в историко-художественной оценке вещи. Действительно, полное изучение художественного произведения может быть достигнуто лишь в результате исследования всех его элементов — собственно художественных и материальных.
Под художественными элементами понимают, в частности, композицию, колорит, почерк художника, «фактуру» произведения, то есть то, каким образом материал объекта исследования организован в художественном произведении. Художественные элементы произведения, в конечном счете, определяют его стиль — совокупность устойчивых и характерных, исторически сложившихся признаков, присущих искусству определенной эпохи, направления, школы, мастера. Материальные элементы — это материалы и их свойства, технологические особенности произведения и его структура, то есть весь вещественный комплекс, составляющий художественное произведение со всеми присущими данному мастеру особенностями.
Художественные элементы произведения, их связь с вопросами атрибуции должны оставаться компетенцией историка искусства, хорошо представляющего себе возможное место исследуемого произведения в ряду его «предшественников» и «современников» и имеющего в то же время достаточные знания в области технико-технологических особенностей создания художественных произведений той эпохи, школы или мастера, к которым он предположительно относит данную вещь. Интерпретация результатов исследования материальных элементов, поставляющих опорные технико-технологические данные для выводов искусствоведческого плана, может быть доверена только специалистам лаборатории, компетентным в вопросах истории технологии.
Многочисленные примеры из отечественной и зарубежной практики дают основание утверждать, что технико-технологическое исследование позволяет получить весьма обширную и разностороннюю информацию о произведении искусства, информацию, которая может быть использована в различных целях. Поэтому нужно еще раз подчеркнуть, что объектом такого исследования может быть каждое произведение живописи, независимо от техники его исполнения и времени создания. Однако получением лабораторных данных изучение произведения не исчерпывается. Скорее, напротив, работа в лаборатории является лишь подготовкой к завершающему этапу, на котором необходимо собрать воедино все полученные результаты и, вернувшись к оригиналу, сопоставить их с визуальным наблюдением. Только в этом случае можно получить наиболее полную информацию об изучаемом произведении.
Интерпретация лабораторных данных — несомненно, является наиболее ответственным моментом исследования. Если овладение даже сложными методами анализа не представляет большого труда для специалиста, а объективный характер аналитических методов, дающих результаты высокой точности и достоверности, снимает в известной мере момент личного воздействия на результат исследования, то правильность прочтения и истолкования полученных данных в значительной степени зависит от субъективной оценки интерпретатора — его умения разобраться в большом числе подчас противоречивых фактов. Физик может достаточно компетентно судить, например, об отклонении видимого изображения от полученного в различных областях спектра, химик — о составе краски по данным химического анализа, а ботаник — о породе древесины основы. Однако объяснения только физического, химического или ботанического смысла, явления будет явно недостаточно. Специалист, интерпретирующий лабораторные данные, должен отметить именно те особенности исследуемого произведения, которые говорят об отличительных чертах определенного мастера, характерны для той или иной живописной школы или эпохи. Следовательно, любой из методов научного изучения живописи и особенно интерпретация результатов исследования всегда будут требовать участия специалистов, обладающих знаниями в области истории искусства.
Нужно, однако, напомнить, что далеко не всегда лабораторное исследование дает одинаково ценные сведения. Нередко фотография люминесценции или инфракрасная фотография мало, чем отличаются от обычной, а слабоконтрастная рентгенограмма ничего не прибавляет к видимому изображению, пигмент не поддается расшифровке, а характер связующего не устанавливается. Подобные неудачи не должны приводить к преждевременным выводам о непригодности того или иного метода или к поспешным оценкам результатов исследования. Только комплексное исследование, практический опыт, постоянное общение с произведениями искусства, знание техники и технологии живописи в историческом аспекте позволят исследователю извлечь максимальную пользу из находящихся в его руках документов.

 

Из книги “Основы музейной консервации и исследования произведений станковой живописи” под ред. Ю.И.Гренберга

Час роботи

Понеділок-четвер - з 10:00 до 18:00

П'ятниця - з 10:00 до 17:00

Субота, неділя - вихідний 

Під час дії воєнного стану працюємо за попередньою домовленістю.

Контакти

Адреса: Київ, Кияновський провулок, 3-7,

офіс 203

Tел: +38 044 272 3745,  +38 067 810 2898 (офіс-менеджерка), +38 093 843 8799 (директорка)

Email: info@art-lab.com.ua